— Конор ты не можешь… — она тряхнула головой и еще крепче вцепилась в руль.

— Бабушка… — начал он.

— Молчи, — приказала она. — Лучше молчи…

Какое-то время они ехали в тишине, проплывали мимо дорожных знаков, которые были едва видны. Конор еще раз проверил свой ремень безопасности.

— Бабушка? — позвал он, напрягшись, когда они подпрыгнули на выбоине.

Она только прибавила скорость.

— Мне очень жаль, — печально сказал Конор.

Она засмеялась печальным грудным смехом. Потом покачала головой.

— Теперь все это не важно, — отмахнулась она. — Не важно.

— Не важно?

— Конечно, — она снова начала плакать. Но она была не из тех бабушек, которые позволят слезам помешать им говорить. — Ты понимаешь, Конор? — продолжала она. — Ты и я? Мы не очень-то подходим друг другу, да?

— Угу, — отозвался Конор. — Я тоже так думаю.

— И я, — она повернула так быстро, что Конору пришлось ухватиться за ручку дверцы, чтобы усидеть на месте.

— Но нам придется учиться жить вместе, — продолжала она.

— Знаю, — Конор сглотнул.

А потом бабушка едва слышно всхлипнула.

— Знаешь? — спросила она, и сама же ответила. — Конечно, ты знаешь.

Она прокашлялась, прочищая горло, потом, быстро посмотрев налево и направо, пересекла перекресток на красный свет. Конор задался вопросом: насколько сейчас поздно? Дорога была почти пустой.

— Но знаешь ли, внучок? — продолжала его бабушка. — У нас всё же есть кое-что общее.

— У нас с тобой? — переспросил Конор, когда больница уже появилась в поле зрения.

— Да, — вздохнула бабушка, еще сильнее вдавив педаль газа. Слезы вновь покатились по ее щекам.

— Что? — спросил он.

Она заехала на пустую площадку, которую заметила с дороги, подрулила к тротуару и остановила машину.

— Твоя мама, — объявила она, внимательно посмотрев на Конора. — Вот что у нас общее.

Конор промолчал.

Но он отлично понял, что она имеет в виду. Мама была ее дочерью. Для них обоих она была самым главным человеком в жизни. Такое общее значило очень много.

Хорошее начало.

Бабушка заглушила двигатель и открыла дверцу.

— Надо спешить, — сказала она.

Правда

Бабушка ворвалась в мамину палату. На лице у неё был написан испуганный вопрос. Но нянечка, находившаяся в палате, немедленно на него ответила:

— Все в порядке, — сказала она. — Вы вовремя.

Бабушка прижала руки ко рту и всхлипнула с облегчением.

— Вижу, вы его нашли, — заметила няня, глядя на Конора.

— Да, — только и сказала бабушка.

И она, и Конор неотрывно смотрели на маму. Комната была погружена во тьму — единственным источником света осталась лампа над кроватью. Глаза матери были закрыты, и дышала она тяжело, словно на грудь ей давила огромная тяжесть. Сестра вышла, и бабушка села на стул у кровати. Наклонившись вперед, она взяла маму за руку. Подержала ее в своих ладонях, поцеловала, а потом начала покачивать, словно баюкать.

— Ма? — услышал Конор. Это заговорила его мама. Ее голос был таким слабым и низким, что едва можно было разобрать слова.

— Я здесь, дорогая, — отозвалась бабушка, по-прежнему держа маму за руку. — И Конор здесь.

— Он здесь? — мама произнесла это почти нечленораздельно, так и не открывая глаз.

Бабушка посмотрела на Конора так, что тот понял: он должен что-то сказать.

— Я здесь, мама, — сказал он.

Его мама промолчала, только протянула руку в его сторону.

Она словно просила, чтобы он взял ее за руку.

Взял и не выпускал.

— Вот и конец истории, — пробормотало чудовище за спиной Конора.

— Что мне нужно сделать? — прошептал Конор.

Он почувствовал, как чудовище положило руки ему на плечи. Они словно поддерживали его.

— Все, что ты должен делать, так это говорить правду, — напомнило чудовище.

— Я боюсь, — признался Конор и почувствовал, как глаза наливаются слезами. В тусклом свете он едва мог различить бабушку, склонившуюся над своей дочерью. Он видел вытянутую мамину руку. Ее глаза по-прежнему оставались закрыты.

— Конечно, ты боишься, — подбодрило чудовище, подтолкнув Конора к матери. — И все же тебе придется это сделать.

Рука чудовища медленно, но твердо подвела Конора к маме. И тут мальчик случайно посмотрел на часы. Было уже 23:46.

Двадцать одна минута до 00:07.

Конор хотел было спросить о том, что случится после, но не посмел.

Потому что чувствовал, что знает.

— Если ты скажешь правду, ты сможешь принять любое грядущее, — прошептало чудовище ему на ухо.

А Конор все смотрел на маму, на ее вытянутую руку. Он кашлянул и заплакал.

Реальность ничуть не напоминала кошмар. Все было проще и яснее.

Но так же тяжело.

Он взял мать за руку.

Она на мгновение открыла глаза и поймала его взгляд. Потом снова опустила веки.

Но она все же увидела его.

И он понял, что все произошло именно здесь. Он понял, что на самом деле не было пути назад. То, что должно было случиться, — случится независимо от его чувств и желаний.

И еще он знал, что должен пройти через это.

Ужасно. Хуже, чем ужасно.

Но он сумеет это пережить.

Именно для этого пришло чудовище. Его присутствие было необходимо. Конор нуждался в нем и позвал его. И чудовище пришло. Но только на время.

— Ты останешься? — едва слышно прошептал Конор, обращаясь к чудовищу. — Ты останешься, пока не…

— Я останусь, — заверило оно, по-прежнему держа руки на плечах мальчика. — Теперь все, что ты должен делать, — говорить правду.

— Не хочу, чтобы ты уходила, — сказал он. Слезы полились у него из глаз, сначала медленно, а потом хлынули рекой.

— Знаю, любимый мой, — с трудом проговорила мама. — Я знаю.

Он чувствовал, как чудовище удерживает и поддерживает его одновременно.

— Не хочу, чтобы ты уходила, — снова сказал он.

И это было все, что он должен был сказать.

Он наклонился к кровати и обнял маму.

Он держал её.

Конор знал, что это непременно случится, возможно, даже сегодня в 00:07. В этот миг она выскользнет из его объятий, как бы крепко он её ни держал.

— Но не сейчас, — прошептало чудовище, до сих пор находившееся рядом с ним. — Ещё нет.

Конор крепче обнял маму.

Теперь, когда он крепко держал ее, он наконец мог позволить ей уйти.